Воздушный змей, 956 знаков К вечеру ветер стихает и совсем не ощущается у земли, лишь едва колышатся верхушки деревьев. В такое время хорошо запускать пёстрых воздушных змеев, что могут быть как простыми плоскими четырёхугольникам, так и замысловатыми конструкциями из множества элементов. Яо более всего по душе классичский змей из бумажных конусов и тонких бамбуковых реек, с длинными шелковыми лентами, прикрепленными к хвосту - так называемый змей-дракон. Впрочем, традиционные забавы нынче не в чести, кампания по сокрушению «четырех пережитков» всё набирает обороты, и Китаю не до игр с воздушной стихией и собственным воображением. [1]
С восточной стороны небосклона градиентом наползает мрак, от нагревшегося за день водоёма поднимаются теплые потоки воздуха. Яо ждёт.
Появлению дракона предшествует лёгкая рябь на поверхности озера, будто кто-то провёл по нему ножом, заставив поёжиться. Как ни удивительно, летающее существо имеет сродство со стихией водной. Яо поднимает руку в приветственном жесте, словно держа воздушного змея за леер и притягивая его к себе. Бледная точка в темнеющем небе увеличивается, и вот уже можно разглядеть длинное гибкое тело и небольшие полупрозрачные, будто залатанные ветром, крылья.
Дракон приближается с востока, что почти символично, но отнюдь не закономерно. В таком случае черепахи бы появлялись исключительно с севера, а тигры нападали с западной стороны. [2] Яо смешно от собственных суеверий и косности, но, вместе с тем, противно от цинизма, и он, плотнее прижимая к груди свёрток, приглаживает ладонью короткие неровно обкромсанные волосы. С косой пришлось расстаться незадолго до XI пленума ЦК по настоятельной рекомендации Председателя. Попробуй пойти вразрез с «двумя абсолютами», за это детишки с красными нарукавными повязками могут и цитатником в пластиковой обложке, с которой легко смывается кровь, забить. [3]
Умереть Яо не может, чтобы не доставить слишком много радости островному щенку, на удивление быстро оклемавшемуся после лучевой болезни, и горбоносому ублюдку, по колено стоящему в мутной талой воде хрущевской оттепели. (Приметы врут, и беловолосые люди не приносят счастья.) Поэтому приходится привыкать к своеобразным формам народной любви и забывать внешнюю атрибутику традиций в надежде сохранить их суть.
Желание оставить нетронутой хотя бы память стало для Яо манией, делающей его подобным старику, не желающим расставаться с ветошью, для одного него несущей какой-то смысл. Литературы, помимо вездесущего цитатника, не достать, и всё, что ему остается – это повторять наизусть фрагменты из конфуцианских канонов, но сложные иероглифы всё чаще рассыпаются глиняной пылью по мере того, как упрощается язык, и восстановить текст в памяти все сложнее. [4] Не случайно председатель называет его «древним маразматиком», будто бы с некоторых пор мудрость, обретённая с годами, обесценилась и ссохлась.
Волна воздуха чуть не сбивает задумавшегося Яо с ног. Дракон приземляется совсем близко, и вот уже отчётливо видна вытянутая, подобная верблюжьей, морда, оленьи рога, тигриные лапы… Приходится остановить себя на мысли – анализ зооморфных частей не приведёт к познанию целого, совсем как в индийской притче про слепцов и слона. Последний дракон будет существовать независимо от того, сохранятся ли в памяти Яо детали его образа, важно лишь не забыть искусную вязь черт иероглифа, которым записывается его имя.
- Скучал? – шелестящим, как сминаемая бумага, голосом спрашивает Китай, и тихо смеется, когда вопрос остаётся без ответа.
Год – слишком малый срок, чтобы почувствовать разлуку, слишком ничтожный для тех, кто живёт тысячелетиями. Вот только Яо всё хуже чувствует лунные циклы, и время для него бежит не по кругу, а по спирали, сходясь в белую бездну.
Белую, как тончайшая, полупрозрачная, подобная расплющенным рисовым зернам, чешуя, которая покрывает кожу дракона. Шаг вперёд, и Яо дотрагивается до его морды, стараясь не коснуться чувствительных усов, но дракон раздувает широкие ноздри и недовольно фыркает, почувствовав запах дешевого табака, исходящий от пальцев человекоподобного существа. Невольное прикосновение грубой хлопчатобумажной ткани также неприятно, и Яо приходится закатать рукава кителя по локоть, с усмешкой вспоминая холодящие кожу шёлковые материи – только где теперь раздобыть нечто столь непрактичное.
Китай прикрывает глаза, прижимаясь лбом к щеке дракона, и гладит его по макушке, где расположена шишка, позволяющая ему держаться в воздухе, несмотря на очевидную слабость крыльев. Ощущения должны отложиться в тактильной памяти, так вернее всего. Яо чувствует холодное дыхание дракона – забавно, но европейцы ассоциируют подобных существ с огненной стихией, хотя много ли понимают эти юнцы, особенно тот выскочка, по счастья загнанный обратно на свой остров, что якобы видел магических существ, перебрав, как водится, опиума.
Под кожей дракона чувствуется пульсация, словно где-то под тонкой плёнкой, покрывающей воду, бьёт ключ, и ритм передаётся через кончики пальцев Яо по тонким бечёвкам вен, расходящимся по коже, словно трещины по поверхности фарфора.
- Можешь лететь, - звенит в ушах, и давление на барабанные перепонки становится невыносимым, как будто он находится под толщей воды. Вспышка света выбеливает внутреннюю поверхность век, и угольный грифель оставляет на бумажной коже штрихи, образующие имя, которое никто более не способен прочитать.
Яо падает навзничь, и бледно-зелёные стебли бамбука, вытягивающиеся как телескопические антенны, протыкают грудную клетку насквозь, надламывая непрочные, словно иссохшая слоновья кость, рёбра. Земля, инженерами человеческих тел предусмотренная для ходьбы, не прощает недозволенных игр с другими стихиями.
Осознание иллюзорности привидевшегося приходит лишь тогда, когда Яо уже сидит на небольшом валуне и с рук кормит дракона юаньсяо, слипшимися сладкими шариками, с которых совсем осыпалась рисовая мука, в которой они были обваляны. Согласно поверью, члены семьи, совместно отведав этих лакомств на праздник весны, всегда будут жить счастливо вместе.
Не раз уже по приказу очередного императора горели книги и уничтожались свидетельства прошлого, открывая двери новой эпохи, а значит, те, кто стремится вытравить традиции сейчас, сами поступают вполне традиционно, и память, пусть покорёженная и истёртая, останется. В какой-то мере... Ведь из тысяч древних драконов сейчас в живых остался всего один.
Сколько–то времени протекает сквозь пальцы, небосклон становится однородно темным, и вот уже пора прощаться. Прежде чем исчезнуть из виду, дракон, красуясь, описывает в небе восьмёрку, словно желая благополучия.
*** В своём дневнике Яо запишет, что тем вечером запускал воздушного змея. Это будет не слишком далеко от истины, зато не вызовет лишних вопросов у Председателя, ведь все записи и корреспонденция «старого маразматика» подлежат перлюстрации.
Обоснуй-тайм [1] «Четыре пережитка» - старое мышление, старая культура, старые привычки, старые обычаи. Кампания по их уничтожению началась в КНР в 1964г. в рамках Культурной революции. [2] В Китае дракон считался символом весны и востока, феникс - лета и юга, тигр - осени и запада, черепаха - зимы и севера; все четверо считаются добросердечными сверхъестественными существами, с помощью которых была создана вселенная. [3] «Два абсолюта» - политический принцип времён Культурной революции в КНР, основанный на лозунге о поддержке абсолютно всех решений и соблюдении абсолютно все указаний Председателя Мао Цзэдуна. «Детишки…» - имеются в виду «хунвэйбины» - члены отрядов студенческой и школьной молодёжи, созданные во время Культурной революции в КНР. Их возраст – 13-30 лет. [4] Феноменальная память Яо здесь не при чём. Заучивание каноничных текстов наизусть – элемент классического образования в Китае.
-
-
03.08.2013 в 22:42-
-
04.08.2013 в 17:17Заказчик.
-
-
04.08.2013 в 18:22А.
-
-
08.08.2013 в 08:45