Вкус гниения – сначала невозможно сладкий, пьянящий, а затем чувствуешь отвратительный привкус разложения – так бы Альфред описал свою любовь к Мэттью, своему близнецу, единственному человеку, который понимал его с полуслова, который ни разу в жизни не осудил его за бесшабашные, детские выходки, от которых у старшего брата волосы вставали дыбом, а брови начинали устрашающе шевелиться. Не надо было и объяснять, почему Альфред, невозможный эгоист, влюбился именно в Мэттью. Мэттью, который всегда был там, где Альфред нуждался в нем больше всего, - рядом. Мэттью, который точная копия во всем, кроме привычек, улучшенная и желанная копия. Какой же эгоист не любит себя самого до дрожи в коленях, а то, что у тебя есть живой портрет – приятный бонус. Но остатки сознания, которые все еще не извращены ложной любовью, пахнущей одержимостью, болезненными желаниями обладать и владеть, молит Альфреда отпустить Мэттью, разрешить себе закрыть глаза и уйти. Но она так ничтожно мала, что все мольбы – всего лишь кроткий шепот, заглушаемый безумными криками и сладострастным шепотом на ухо, от которого не скрыться под одеялом, как он это делал в детстве, зарываясь в кровать Мэттью в попытке спрятаться от монстров, живущих в его платяном шкафу. Но у страха глаза и зубы больше, чем жар – у необузданного желания. И поэтому Альфред не испытывает судьбу, зная, что один неверный шаг – и все покатится в тартарары: Артур, узнав о уродливых прихотях, отошлет его так далеко, что своего драгоценного Мэттью он больше никогда, даже краем глаза, не увидит. И поэтому он сидит в своей захламленной, душной комнате, прижавшись ухом к холодной стене, и ждет услышать учащенное дыхания своего невинного отражения.
Ты был какой-то подозрительно уставший сегодня. Даже я видел, как сквозь тебя просвечивают стены, хотя обычно четко различаю твое лицо. Какой-то ты был осунувшийся, невеселый. Будто залпом выпитый, как маленькая жестянка кока-колы. Хм, надо обязательно навестить тебя сегодня, давно не заходил. И купить чего-нибудь в подарок. Непременно такого, чтобы ты взбодрился и стал прежним, каким я тебя давно уже знаю. Прежним. Конец августа, я помню, мы обычно проводили вместе. Однажды, когда дни были такими же жаркими и светлыми, как этот, Артур привел нас в большой сад, и, как мы ни пытались, никак не могли дотянуться даже до нижних веток деревьев, так что пришлось мне забраться на плечи Артуру и подсадить уже тебя. Как ты смеялся, когда сумел дотянуться до ветки. В тот день в воздухе заманчиво пахло чем-то сладким... А, я теперь знаю, чего тебе купить! Ты должен будешь, ты без сомнения должен будешь обрадоваться!
Я совершенно не умею выбирать фрукты. Было бы гораздо проще принести тебе гамбургеров с картошкой-фри, но увы. Конечно, ты удивился, увидев меня за дверью своего дома, и я даже думал — не пустишь, скажешь, что занят или болен. Но нет. Ты мучительно изменился в лице и все-таки впустил. И я немедленно был отправлен мыть принесенные фрукты. Ой. Крупная, темно-лиловая слива с тихим треском лопается у меня в руках. Переспелая. И подгнившая к тому же. Почти как я. Моя любовь к тебе как подгнившая слива. Если я долго не вижу тебя, как солнца, я начинаю уверенно думать, что все давно прошло, что ты мне только брат, что меня — к тебе — ничего не привязывает. Но стоит мне только заметить твою ускользающую улыбку, заслужить неизвестно чем приветственный взмах рукой, как я понимаю — процесс пошел. Я никуда не сбегу. И в один прекрасный миг — когда я вижу твое усталое или, наоборот, светящееся неведомым мне счастьем лицо — я не выдерживаю. И лопаюсь, как перезрелая, подгнившая уже слива. Сочиняю безумные проекты, мчусь куда-то, не разбирая дороги. Потому что это чувство больше меня. Ему нестерпимо нужен выход. Иначе меня разорвет на части. По пальцам медленно стекает густая мякоть, когда я слышу тихие шаги за спиной. Мне безумно нравится думать, что ты хрупкий и тонкий под неизменными домашними свитерами с кленовым листом. У меня нестерпимо перехватывает дыхание, когда я думаю, что могу защищать тебя и оберегать, сжимая в объятиях твои узкие плечи. Хотя я знаю, что ты не слабее меня как страна. Раз представив, как чувствуются твои тонкие пальцы на коже, я уже не могу думать ни о чем другом. - Ты уже закончил мыть, Ал? От твоего тукловатого голоса у меня непроизвольно дергаются руки. Пара секунд, чтобы подбежать к тебе, обнять, сомкнув руки с капающей с них сливовой мякотью у тебя на спине. Чтобы прижать тебя к себе, изо всех сил, цепляясь подбородком за плечо. И почувствовать, как ты замираешь на мгновение. Господи, как же я люблю тебя.
Автор 1, вы молодец! Вкусный ангст и странная любовь - в самое яблочко. Автор 2, вам не помешает вычитка, но Альфред у вас вхарактерный, до последнего гамбургера с картошкой-фри. заказчик
-
-
28.07.2012 в 23:30Вкус гниения – сначала невозможно сладкий, пьянящий, а затем чувствуешь отвратительный привкус разложения – так бы Альфред описал свою любовь к Мэттью, своему близнецу, единственному человеку, который понимал его с полуслова, который ни разу в жизни не осудил его за бесшабашные, детские выходки, от которых у старшего брата волосы вставали дыбом, а брови начинали устрашающе шевелиться.
Не надо было и объяснять, почему Альфред, невозможный эгоист, влюбился именно в Мэттью. Мэттью, который всегда был там, где Альфред нуждался в нем больше всего, - рядом. Мэттью, который точная копия во всем, кроме привычек, улучшенная и желанная копия. Какой же эгоист не любит себя самого до дрожи в коленях, а то, что у тебя есть живой портрет – приятный бонус.
Но остатки сознания, которые все еще не извращены ложной любовью, пахнущей одержимостью, болезненными желаниями обладать и владеть, молит Альфреда отпустить Мэттью, разрешить себе закрыть глаза и уйти. Но она так ничтожно мала, что все мольбы – всего лишь кроткий шепот, заглушаемый безумными криками и сладострастным шепотом на ухо, от которого не скрыться под одеялом, как он это делал в детстве, зарываясь в кровать Мэттью в попытке спрятаться от монстров, живущих в его платяном шкафу.
Но у страха глаза и зубы больше, чем жар – у необузданного желания. И поэтому Альфред не испытывает судьбу, зная, что один неверный шаг – и все покатится в тартарары: Артур, узнав о уродливых прихотях, отошлет его так далеко, что своего драгоценного Мэттью он больше никогда, даже краем глаза, не увидит.
И поэтому он сидит в своей захламленной, душной комнате, прижавшись ухом к холодной стене, и ждет услышать учащенное дыхания своего невинного отражения.
-
-
30.07.2012 в 21:44Ты был какой-то подозрительно уставший сегодня. Даже я видел, как сквозь тебя просвечивают стены, хотя обычно четко различаю твое лицо. Какой-то ты был осунувшийся, невеселый. Будто залпом выпитый, как маленькая жестянка кока-колы.
Хм, надо обязательно навестить тебя сегодня, давно не заходил. И купить чего-нибудь в подарок. Непременно такого, чтобы ты взбодрился и стал прежним, каким я тебя давно уже знаю. Прежним. Конец августа, я помню, мы обычно проводили вместе. Однажды, когда дни были такими же жаркими и светлыми, как этот, Артур привел нас в большой сад, и, как мы ни пытались, никак не могли дотянуться даже до нижних веток деревьев, так что пришлось мне забраться на плечи Артуру и подсадить уже тебя. Как ты смеялся, когда сумел дотянуться до ветки. В тот день в воздухе заманчиво пахло чем-то сладким...
А, я теперь знаю, чего тебе купить! Ты должен будешь, ты без сомнения должен будешь обрадоваться!
Я совершенно не умею выбирать фрукты. Было бы гораздо проще принести тебе гамбургеров с картошкой-фри, но увы. Конечно, ты удивился, увидев меня за дверью своего дома, и я даже думал — не пустишь, скажешь, что занят или болен. Но нет. Ты мучительно изменился в лице и все-таки впустил. И я немедленно был отправлен мыть принесенные фрукты.
Ой. Крупная, темно-лиловая слива с тихим треском лопается у меня в руках. Переспелая. И подгнившая к тому же. Почти как я. Моя любовь к тебе как подгнившая слива. Если я долго не вижу тебя, как солнца, я начинаю уверенно думать, что все давно прошло, что ты мне только брат, что меня — к тебе — ничего не привязывает. Но стоит мне только заметить твою ускользающую улыбку, заслужить неизвестно чем приветственный взмах рукой, как я понимаю — процесс пошел. Я никуда не сбегу. И в один прекрасный миг — когда я вижу твое усталое или, наоборот, светящееся неведомым мне счастьем лицо — я не выдерживаю. И лопаюсь, как перезрелая, подгнившая уже слива. Сочиняю безумные проекты, мчусь куда-то, не разбирая дороги. Потому что это чувство больше меня. Ему нестерпимо нужен выход. Иначе меня разорвет на части.
По пальцам медленно стекает густая мякоть, когда я слышу тихие шаги за спиной. Мне безумно нравится думать, что ты хрупкий и тонкий под неизменными домашними свитерами с кленовым листом. У меня нестерпимо перехватывает дыхание, когда я думаю, что могу защищать тебя и оберегать, сжимая в объятиях твои узкие плечи. Хотя я знаю, что ты не слабее меня как страна. Раз представив, как чувствуются твои тонкие пальцы на коже, я уже не могу думать ни о чем другом.
- Ты уже закончил мыть, Ал?
От твоего тукловатого голоса у меня непроизвольно дергаются руки. Пара секунд, чтобы подбежать к тебе, обнять, сомкнув руки с капающей с них сливовой мякотью у тебя на спине. Чтобы прижать тебя к себе, изо всех сил, цепляясь подбородком за плечо. И почувствовать, как ты замираешь на мгновение.
Господи, как же я люблю тебя.
-
-
30.07.2012 в 22:57не з.
-
-
30.07.2012 в 23:33не з.
-
-
31.07.2012 в 00:03Автор 2, вам не помешает вычитка, но Альфред у вас вхарактерный, до последнего гамбургера с картошкой-фри.
заказчик
-
-
31.07.2012 в 04:19а2, Вы молодец. мне не симпатизирует, но написано хорошо.
-
-
31.07.2012 в 13:28автор 1
-
-
31.07.2012 в 17:22