В комнате тяжелый воздух, засмоленные потолки и подушки, насквозь провонявшие «Реемтсма». Сколько он сидит в этой комнатке? Долго. Так долго, что он помнит только тень от влажных губ, призрачные прикосновения, затихающее эхо стонов и полубезумные мольбы. Здесь темно и жарко, но руки у Франциска трясутся: он всех их чувствует, всех их видит, и его раздирает, тошнит, ему мерзко и холодно, и стыдно, он ликует и упивается отмщением – и все это не его. А что он? А он пуст, и только грани сознания окрашены в цвет тоски – грязно-серый с багровыми разводами. Протяжно скрипит дверь. И щелкает переключатель. На пороге - Артур в форме с иголочки. Артур, которого он не вспоминал, которого он не хочет видеть. Артур-победитель, Артур-освободитель, Артур-завоеватель. Зачем ты пришел? Что тебе надо на моей земле? Уходи, уходи, уходи!… Один сменил другого. Из Франциска вырывается смешок, короткий, нервный, изломанный, с хрипатцой. - Что встал? – хрипит Франциск, разводя руки, позволяя прохудившемуся одеялу соскользнуть с острых плеч, открыв глазам Артура болезненную негу. – Бери. В руках серебром отливает нож, и золотом блестят на полу отрезанные пряди.
Париж пахнет свободой. Люди плачут от радости, махают платками героям-освободителям. Они обнимаются и еще больше плачут, не веря, что это конец, что свобода уже пришла. Альфред замечает, что Артур куда-то исчез, дергается, чтобы попытаться найти его в ликующей толпе, а потом видит рыжую девушку с ямочками на щеках, и забывает обо всем на свете. А на авеню Монтень есть квартира, где мужчина в зеленой военной форме осторожно, кончиками пальцев дотрогается до острых скул высокого молодого человека, словно тот туманное видение, которое пропадет, как только ты дотронешься, не веря, что после всех этих ужасов, которые будут напоминать о себе еще долгие годы кровоточащими ранами, наконец-то видит его. Другой шумно вздыхает, словно ему нож в легкие всадили (а может быть – вынули) и тянется к зеленоглазому мужчине, крепко обнимая и надеясь, что теперь никогда не нужно будет его отпускать. И в тишине они будут стоять еще долго, пока на отомщенный Париж не опустятся сумерки.
Ух, два исполнения, а такие разные. Эта тема стоит больше однострочников, но даже в них смогли столько вложить. Спасибо обоим исполнителям, это чудесно
Простите соломенную голову, что так долго не отвечал, но... magnifico! Я так понял, что первое это намек на "нежное обезглавливание" и, можно ли надеяться, Людвиг/Франциск? А второе такое нежное, другое, что аж дух захватывает от того, что один и тот же автор (я правильно это понял?) написал на эту заявку два таких разных драббла. *еще раз простите дубину-заказчика, которому вы сегодня сделали день!*
-
-
04.10.2012 в 23:16В комнате тяжелый воздух, засмоленные потолки и подушки, насквозь провонявшие «Реемтсма».
Сколько он сидит в этой комнатке? Долго. Так долго, что он помнит только тень от влажных губ, призрачные прикосновения, затихающее эхо стонов и полубезумные мольбы.
Здесь темно и жарко, но руки у Франциска трясутся: он всех их чувствует, всех их видит, и его раздирает, тошнит, ему мерзко и холодно, и стыдно, он ликует и упивается отмщением – и все это не его. А что он? А он пуст, и только грани сознания окрашены в цвет тоски – грязно-серый с багровыми разводами.
Протяжно скрипит дверь. И щелкает переключатель.
На пороге - Артур в форме с иголочки. Артур, которого он не вспоминал, которого он не хочет видеть. Артур-победитель, Артур-освободитель, Артур-завоеватель. Зачем ты пришел? Что тебе надо на моей земле? Уходи, уходи, уходи!… Один сменил другого.
Из Франциска вырывается смешок, короткий, нервный, изломанный, с хрипатцой.
- Что встал? – хрипит Франциск, разводя руки, позволяя прохудившемуся одеялу соскользнуть с острых плеч, открыв глазам Артура болезненную негу. – Бери.
В руках серебром отливает нож, и золотом блестят на полу отрезанные пряди.
-
-
04.10.2012 в 23:18Париж пахнет свободой. Люди плачут от радости, махают платками героям-освободителям. Они обнимаются и еще больше плачут, не веря, что это конец, что свобода уже пришла.
Альфред замечает, что Артур куда-то исчез, дергается, чтобы попытаться найти его в ликующей толпе, а потом видит рыжую девушку с ямочками на щеках, и забывает обо всем на свете.
А на авеню Монтень есть квартира, где мужчина в зеленой военной форме осторожно, кончиками пальцев дотрогается до острых скул высокого молодого человека, словно тот туманное видение, которое пропадет, как только ты дотронешься, не веря, что после всех этих ужасов, которые будут напоминать о себе еще долгие годы кровоточащими ранами, наконец-то видит его. Другой шумно вздыхает, словно ему нож в легкие всадили (а может быть – вынули) и тянется к зеленоглазому мужчине, крепко обнимая и надеясь, что теперь никогда не нужно будет его отпускать.
И в тишине они будут стоять еще долго, пока на отомщенный Париж не опустятся сумерки.
-
-
06.10.2012 в 00:29не заказчик
-
-
09.10.2012 в 15:45не заказчик, но оч-оч понравились.
-
-
19.10.2012 в 19:53не заказчик
-
-
18.11.2012 в 20:07*еще раз простите дубину-заказчика, которому вы сегодня сделали день!*