[Axis Powers Hetalia]

9-3. Германия. Великая Отечественная война, Людвиг - молодой солдат, очарованный русской зимой. "Я откажусь от всего, только оставьте меня в этой снежной стране" (сонгфик на Unheilig – Winterland)

@темы: Выполнено, Германия, IX тур

Comments

[Гость]

однострочник) 56 слов.

*

— Оставайся! — Иван гостеприимно распахивает объятия. — На Волге у меня места много. А в Сибири ещё больше! А уж снега там какие!..
— Брр...
Людвиг передумал.
— Уходи?
Молчание.
Ивану тоже больше не хочется говорить. Но сказать нужно.
— Тогда уйдёшь против воли. А многие из твоих людей останутся в моих снегах навсегда. И на Волге, и в Сибири тоже.

[Hartwig Neumann]

Не заказчик, но мне кажется, что заявке это не соответствует.

[Гость]

зато достаточно соответствует исторической действительности.
про сонгфик что-то и не вспомнилось... зато сразу при виде этой заявки пришли в голову 5 слов, которыми можно было бы и ограничиться. но надо было, чтобы кто-то эти слова сказал.

[dirlan_da]

Да, действительно, заявке не соответствует напрочь. История историей, Ваня Ваней, а я просила, чтобы Людвиг сам влюбился в зиму, без всяких Россий. Исполнено хорошо, идея - чудо, но совсем, совсем не та (:
Заказнецъ

[Гость]

377 слов. Сонгфика не получилось, извините... В свое оправдание могу сказать, что песню честно послушал.

Зима в России была совсем не похожа на европейскую. В чистой, чопорной старушке-Европе иногда казалось, что каждая снежинка ложилась ровно на то место, которое было предписано ей специальным законом. А если, не дай Боже, она промахивалась, целая бригада дворников с лопатами наготове тут же перемещала ее куда положено.
Здесь же, на бескрайних снежных просторах, не было ну совершенно никакого порядка. Метель окутывала своим саваном все: изрытую бомбежками землю, покосившиеся деревенские домики, ветви древних сосен и елей...
Писем домой Людвиг не писал уже почти месяц. Это было просто невозможно: под непрекращающимся снегопадом бумага мгновенно намокала, чернила расплывались, и буквы превращались в сливающиеся друг с другом кляксы.
И уже почти месяц не было никаких вестей из дома. Людвиг иногда задумывался о том, что он должен был бы скучать... Но русская метель обладала еще одним непостижимым свойством: она великолепно умела заметать память. Дни в этом белом мареве тянулись, как какой-то странный сон, и когда молодой солдат Рейха вдруг попытался вспомнить, сколько дней его часть топчет эту равнодушную землю, он с удивлением обнаружил, что не знает.
По ночам ему снились улицы родного Мюнхена. Они с Гретой шагали по мостовым, смеялись над чем-то, жарко спорили по пустякам и ели клубничное мороженое. По утрам от этих снов приходила головная боль, как после шумного застолья. На языке ощущался опротивевший уже вкус клубники, а знакомые с детства переулки и проспекты выпадали из памяти, стирались бесконечной белизной вокруг. По утрам Людвигу хотелось кричать.
Не так он представлял себе войну тогда, в начале тридцатых. В то счастливое время ему виделось победоносное шествие германской армии по земному шару, развевающиеся знамена, поднятые в приветствии руки... И, конечно же, он сам - герой, увешанный орденами, на ходу рубящий врагов и в первых рядах входящий в покоренные столицы. А еще - счастливая Грета, гордая тем, что Людвиг - ее жених. А еще - суровый отец, одобрительно хлопающий сына по плечу: "Мой наследник!". А еще, а еще...
А еще - дремучие леса под Брянском, где даже днем не всегда виден солнечный свет. А еще - обгоревшие остовы домов, угрюмо скалящиеся в пустоту провалами окон. А еще - бескрайние белые просторы этой чертовой огромной России, где он увяз, как муха в древесной смоле, без малейшей надежды на освобождение. И потому если завтра поступит приказ возвращаться, он откажется от всего, лишь бы его оставили в этой снежной стране.

[Hartwig Neumann]

Вот, вот, это уже лучше

[Гость]

Алистос., буду расценивать это как комплимент. х)

Автор.

[dirlan_da]

О, во-во, несмотря на зиму, теплее! (:
Про метель, заметающую память - конфетка, считали мои мысли, а :3 Очень понравился сам Людвиг, со своей самой обыкновенной человеческой жизнью. Последний абзац - полный абзац, взял за сердце и не отпустил. Уже вижу тот лес под Брянском и приказ о возвращении. Энивей, откройтесь-ка, возлюбуюсь!
Заказнецъ

[Alpha_Centavra]

Кальмаръ, и снова я, к Вашим услугам. х)
Рад, что Вам понравилось. Вот не знаю, как так получается, но Ваши заявки ложатся на душу, побуждают их исполнять. Спасибо Вам за то, что они у Вас такие вкусные.

Автор, собственно.

[dirlan_da]

Тут что-то не так, как-то мои заявки вас к действию побуждают, а ваши исполнения меня заставляют облизываться. Тут где-то магия, вот пойду в Хогвартс учиться - разберусь :3 Вам спасибо, что вы их так вкусно готовите!

[Alpha_Centavra]

Кальмаръ, это особая, ванстринговская магия, точно Вам говорю. х)

[Динго Джи]

Alpha_Centavra, это так прекрасно! Я очарована, правда. Лучи любви Вам

[Alpha_Centavra]

Динго Джи, благодарю Вас за теплые слова! Я рад, что Вам понравилось, правда.)

[Гость]

немного о предыдущем моём варианте — самом первом исполнении.

к сожалению, мой первый вариант — самое первое исполнение этой заявки — не годится. как раз недостаточно соответствует исторической действительности. всё это было, но никак не одновременно. (
тот вариант отменяю и прошу администрацию сообщества: если возможно, то, когда будете ставить в списке выполненных заявок пометку «NEW» — пожалуйста, не считайте его. то есть — оставьте, пожалуйста, пометку «дважды», не меняйте её на «трижды». удалить своё первое исполнение не прошу только потому, что на него есть комментарии.

теперь вместо однострочника получился, наоборот, внелимит. 751 слово без строф песни.
разместить придётся в несколько приёмов.

*

Солнечный, морозный день...

Солнечный, морозный день. К вечеру собрались облака, но теплее от них ничуть не стало. В сумерках пошёл лёгкий, слабый снег. Schneit der Himmel weiße Sterne…
Снежинки опускаются на серое, застывшее лицо мёртвого немецкого солдата, скорчившегося у дороги, и не тают. Солдат одет в тонкую шинель, пригодную разве что для начала осени. Да, этот солдат затем и пришёл сюда, чтобы остаться; но ведь – не так… Не под этим безжалостным открытым небом! Под ним никто и не думал задерживаться до здешней кошмарной зимы… А теперь Людвиг идёт назад, на запад, дальше, дальше, домой, последние несколько часов – в полузабытьи, потеряв счёт времени, еле-еле переставляя ноги. Домой, в родную рождественскую сказку...
Людвиг ложится на мёрзлую землю. Всё, наконец-то отдых. Он тоже навсегда останется здесь, его засыплет снегом…

Schenken Fremde sich ein Lächeln,
Reichen Menschen sich die Hand,
Kommt die Welt sich etwas näher,
Spiegeln Träume sich im Winterland.

Улыбнувшись, он закрывает глаза.

Мгновенная огненная боль от мастерского тычка сапогом под рёбра, несильного, но точного. Умеет ефрейтор, собака, драться… Окрик: «Aufstehen!» Новый удар, с другой стороны. «Aufstehen! Marsch, marsch! Scheiße!» Клацнул затвор. Ефрейтор явно не был намерен оставить Людвигу возможность сдаться в плен русским.
Со стоном, пошатнувшись, Людвиг поднялся на ноги. Опять идти… От усталости, от боли, от пережитого унижения проснулась злость. Нет уж, хватит отступать! Нет никакой рождественской сказки! Есть только немыслимые русские дороги, вёрсты, осенью раскисающие в непролазную грязь, в которой вязнут танки, а в зимнее время скованные убийственным морозом. И здесь, в диких лесах и степях – Людвиг горделиво усмехнулся – он совершит то, что задумал. То, что под силу только ему!
Он уничтожит этого русского! Растопчет, сровняет с землёй его города, развеет его людей прахом! Памяти ни о ком не оставит, и помнить будет некому. А для начала они все намертво усвоят: никто не смеет сопротивляться великому рейху и фюреру!
Людвиг видит глаза Ивана. В них боль – до краёв, не вмещающаяся, стынущая ледяными слезами. Но ещё – в них чёрное пламя гнева. Страшная песня о войне, которую поют русские – Людвиг слышит её сейчас. Это он самый – фашистская сила тёмная; это его европейская цивилизованная армия, вооружённая новейшей техникой – проклятая орда; его доблестные, культурные солдаты… вон ещё валяются при дороге, одни убиты, другие замёрзли насмерть… – насильники, грабители, мучители людей. Чушь! Русские – не люди.
– Уходи, – голос Ивана холоден.
– Сдавайся! – надменно отвечает Людвиг.
На губах Ивана появляется улыбка, такая, что Людвигу становится не по себе. Нет, ни следа в ней от знакомой, знаменитой доброты, мягкости, наивности. Иван сейчас нисколько не похож на своего… как там… Иванушку-дурачка. Эта улыбка словно удар морозного ветра со снежной крупой – в лицо. Песня о войне звучит в потемневшем небе, в воздухе; только музыка, но затем Людвиг снова разбирает слова. «Гнилой – фашистской нечисти – загоним – пулю в лоб. Отребью – человечества – сколотим – крепкий гроб». И припев.
– Уходи, – снова говорит Иван.
– Сдавайся! – храбро повторяет Людвиг.
– Ну что ж… Придётся тогда, значит, всё-таки по-плохому, – Иван уже не обращается к Людвигу, а думает вслух. Он улыбается, но теперь это лёгкая, почти незаметная усмешка. Людвиг, поражённый, замечает, что и взгляд русского изменился. Погас гнев – должно быть, лишь на краткое время; даже боль отступила. Иван теперь смотрит со снисходительной жалостью. Более того, с теплотой! «Это не ты, я знаю. Это твоё безумие. Помню всё хорошее, что было в тебе. Всё это и сейчас есть; оно вернётся. Моя ненависть – не к тебе, и не о тебе моя песня… Не бойся». Действительно – в этой песне ведь ни слова о немцах, о Германии… Иван кивает: да.
Людвиг спохватывается: Иван ободряет его! Какой-то убогий, ничтожный русский, недочеловек, подлежащий истреблению, чтоб не занимал необходимое великому германскому народу жизненное пространство – ободряет благородного арийца, представителя высшей расы, расы господ!
– Это я! – заявляет Ивану благородный ариец. Он не безумен, его намерения осознанны, истинны – и непреложны. Никто его не остановит, никто не в силах ему помешать, он не боится…
«Ошибаешься…»
Песня кончилась, смолкла. Глухая ночная тишина – ни выстрелов, ни взрывов, будто в глубоком тылу – оказалась ещё страшней. Ивану, похоже, больше не хочется говорить с врагом. Но кое-что добавить нужно.
– Я заставлю тебя уйти.
И сквозь туман гордыни и злобы Людвиг снова видит свою рождественскую сказку…

Funkeln Lichter in den Fenstern
Und ein Feuer wärmt ihn nachts.

Огонь! Горящие дома… вспышки взрывов… Бои, разрушения, горе, смерть – вот что сюда, на эту землю принёс его народ; и этому не видно конца. Снег, тёмный, чёрный от копоти, красный от крови… А вокруг – мёртвая белизна, бескрайние, равнодушные снежные просторы. Здесь, под Москвой; там, дальше, далеко отсюда к востоку – на Волге…
Немецкий народ не станут втаптывать в землю, не станут развеивать его прахом и стирать память о нём. Наоборот – ему вернут и разум, и достоинство, и мир. И даже уютную, волшебную германскую зиму… Но до этого – бесконечно долгий, безмерно тяжкий путь. И многие, многие немцы, итальянцы, мадьяры ещё останутся в здешних снегах; а потом, позже – в снегах Сибири.

Denk ich oft an jene die fehlen
und schau hinaus ins Winterland.

[Axis Powers Hetalia]

дорогой автор, в следующий раз не выходите из дайров - будет больше слов пропускать.
перенесла ваше исполнение в один комментарий

[Гость]

Axis Powers Hetalia, забываю ставить «от гостя», когда не выхожу. (
но всё равно капча от гостя не пропускает, зараза. неверные данные формы)
в общем, спасибо за поправку.