Они сидели в какой-то забегаловке – Иван пил очень крепкий черный чай, Франциск молча разглядывал клеенчатую скатерть на столе, кое-где хранящую царапины от ножей и вилок. Все обычно так и начиналось. Уже не дружеская встреча, а холодное, со стружками стали в голосе: «Приезжай.» И ведь не откажешься, и пришлось ехать. Потому что француз далеко не дурак и понимал, чего можно ждать от Брагинского. Раньше, казалось, могучему русскому можно было доверять – и довериться, ведь за широкой спиной всем найдется место… Но сейчас – что изменилось так резко? Кажется, все, закончились надежные места в этом мире и больше некуда податься. Иван – холодный и большой, как и его страна, и от одного присутствия мужчины холодеют тонкие губы. Понимать, что этот человек безжалостно подмял под себя уже не одну страну – десяток – и скоро возьмется за тебя – что могло быть страшнее? А страшнее могло быть. Когда русский поднял голову и долго, неотрывно смотрел на Бонфуа. Во взгляде – ни капли эмоций, только глухой стеной вьется снежная вьюга… И Франция все же решился на вопрос, зная ответ, и, в тоже время, боясь его услышать. - Ты и меня хочешь к себе присоединить? Иван помолчал немного, допивая свой обжигающе - горячий чай, поставил на стол пустую чашку и отозвался своим глухим, мощным голосом. - Разумеется. Как только – так сразу. Я пройду через всю Европу – и когда она будет моя, я приду за тобой.
Понимать, что этот человек безжалостно подмял под себя уже не одну страну – десяток – и скоро возьмется за тебя – что могло быть страшнее? Ну ага. А с чего Франции его бояться. Была же иностранная интервенция, и за что боролись - кому платили - на то и напоролись.
Они сидели в какой-то забегаловке – Иван пил очень крепкий черный чай, Франциск молча разглядывал клеенчатую скатерть на столе, кое-где хранящую царапины от ножей и вилок.
Все обычно так и начиналось. Уже не дружеская встреча, а холодное, со стружками стали в голосе: «Приезжай.» И ведь не откажешься, и пришлось ехать. Потому что француз далеко не дурак и понимал, чего можно ждать от Брагинского. Раньше, казалось, могучему русскому можно было доверять – и довериться, ведь за широкой спиной всем найдется место… Но сейчас – что изменилось так резко? Кажется, все, закончились надежные места в этом мире и больше некуда податься. Иван – холодный и большой, как и его страна, и от одного присутствия мужчины холодеют тонкие губы. Понимать, что этот человек безжалостно подмял под себя уже не одну страну – десяток – и скоро возьмется за тебя – что могло быть страшнее?
А страшнее могло быть. Когда русский поднял голову и долго, неотрывно смотрел на Бонфуа. Во взгляде – ни капли эмоций, только глухой стеной вьется снежная вьюга…
И Франция все же решился на вопрос, зная ответ, и, в тоже время, боясь его услышать.
- Ты и меня хочешь к себе присоединить?
Иван помолчал немного, допивая свой обжигающе - горячий чай, поставил на стол пустую чашку и отозвался своим глухим, мощным голосом.
- Разумеется. Как только – так сразу. Я пройду через всю Европу – и когда она будет моя, я приду за тобой.
Прекрасно.
Кажется, я догадываюсь, кто автор, но не уверен. Хехе.
не з.
Автор.
Ну ага. А с чего Франции его бояться. Была же иностранная интервенция, и за что боролись - кому платили - на то и напоролись.